Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Эту историю мне рассказал бывший /сбежавший/ майор КГБ, с которым я познакомилась, когда приехала в Штаты в конце 80-х. Мы уже несколько лет как потеряли друг друга из виду, но надеюсь, он на меня не обидится за ее обнародование. Имя его я изменила. Вообще, человек он неординарный, совершенно не вписывавшийся в мое представление о гебешниках, правда, работал он /до того как сбежал/ в контрразведке, в основном за границей. Биография у него была очень бурная, и истории, которые я от него услышала, вполне могли бы потягаться с "Аквариумом" Суворова, который тогда еще не был опубликован в России. Но эта история моя любимая. На одном из этапов своей карьеры, Виктор работал в КГБ одной из южных республик СССР, специализировался по борьбе со всякой крупной преступностью, подведомственной КГБ - валютные операции, наркотики и пр. Однажды он с группой должен был проводить негласный обыск на квартире одного из "подопечных". Дело это требует серьезной подготовки - нужно, чтобы отсутствовал не только владелец квартиры и его семья, но и все соседи по лестничной клетке и, кажется, этажом ниже и выше. Ну, ессно, кого в срочную командировку отправили, кому горящую путевку на курорт на работе всучили, у кого теща срочно в больницу угодила. Кроме того, одному из гебешников поручается составить подробный план и описание квартиры и всех в ней проживающих, включая домашних животных. Таким ответственным, по выражению Вити, был назначен один "м-дак, папенькин сынок", который при составлении этого важного документа не указал, что в квартире жила кошка. Так что, когда после всех сложных приготовлений и всяких предосторожностей участники операции отомкнули полдюжины замков и открыли дверь, кошка выскочила из квартиры и радостно умчалась на чердак. Квартира на верхнем этаже, зима, окна закрыты, ессно, если бы хозяин обнаружил, вернувшись, пропажу кошки, он понял бы, что в квартире кто-то побывал - что означало срыв операции и пр. Пятеро офицеров КГБ дружно ринулись на чердак ловить кошку. Эта задача осложнилась тем, что там проживало несколько бездомных кошек, и нужно было отловить правильную. На чердаке было темно, в общем, переловив с десяток кошек и получив боевые ранения, часа три спустя они поймали нужную кошку и понесли ее вниз. При более сильном освещении обнаружилось, что кошка собрала большую часть пыли и грязи, скопившейся на чердаке. Ее вид наверняка навел бы вернувшегося хозяина на всякие мысли, така как было ясно, что так вывозиться, не выходя из идеально чистой квартиры, она не могла. Чтобы не оставлять следов, было решено открыть пустую квартиру напротив /см. выше/, чтобы вымыть кошку в ванне. Кошка была вымыта, причем несколько офицеров получили дополнительные боевые ранения, и высушена феном. На все это ушло еще пара часов. После всех процедур, кошка, по выражению Вити, ох-ела, вид у нее был такой, что опасались за ее рассудок. Дикий вид кошки мог по возвращении показаться подозрительным ее хозяину. Поэтому двое офицеров были отряжены в ближайший магазин за фаршем и молоком. Еще часа через полтора кошку водворили обратно в квартиру и заперли дверь. Семь часов отведенные на операцию истекли, надо было уходить - еще предстояло писать отчет об операции...
Не знаю, правда это или нет - за давностью лет уже сложно установить подлинность данной истории. В доблестной Академии им. А. Ф. Можайского на пятом факультете (не спрашивайте, что это; кто знает - тот знает) очень долго ходила такая "байка". Академия готовила спецов для военно-технической разведки, Байконура и др. очень загадочных вещей. Естественно, там читались всякие секретные лекции про советские (и не только) спутники-шпионы с подробным изучением их ТТХ. Лекции эти записывались в специальные секретные тетради с пронумерованными и прошнурованными страницами под печатью. Готовиться по ним полагалось тоже только в специальных секретных аудиториях без окон и с одной только дверью, после чего тетради сдавались в "секретку". Разумеется, выносить эти лекции из учебных корпусов академии строго-настрого воспрещалось под страхом всяких репрессий. Но курсанты - почти те же студенты и ничто человеческое им не чуждо. Иногда хотелось просто поспать в закрытом помещении, а не штудировать параметры орбит и др. скучные цифры. А экзамены и зачеты все равно ведь надо сдавать. А лекции с собой носить нельзя. Что делать? И вот один какой-то очень блатной курсант попросил папу-генерала принести ему НАТОвские военные журналы, где эти самые СОВЕТСКИЕ спутники (якобы секретные) расписывались вдоль и поперек со всеми своими характеристиками. Чем не материал для самоподготовки? Все прошло бы хорошо, если бы курсант не забыл бы однажды в тумбочке в казарме эти самые "вражеские" журналы, кои и были обнаружены при обходе. Дело бы замяли, если бы "секретный материал" не попался на глаза "контре" (контразведка, КГБ), которая взаимно не любила ГРУ (разведку), которой и принадлежала Академия. Скандал попытались раскрутить до вселенской катастрофы ("вражина в сердце элитной академии!!!"), дело быстро дошло до отчисления курсанта. Но начальник факультета (генерал, с родословной офицеров еще с царских времен) понял всю нелепость ситуации, тупое рвение шустряка из "контры", и отдал приказ:
1. Курсанта наказать и оставить в Академии. 2. Журналы прошнуровать, опечатать и (внимание)... сдать в секретную часть.
Конфликт был разрешен к взаимному удовлетворению всех сторон :-)
Наша компашка во студенчестве снимала в складчину однокомнатку в довоенном доме. До нас там жила очень старая бабка, а потом ее внук или сын сдал нам ее за 50 бакелей в месяц (1991 год). Мы трое - студенты иняза, подрабатывали переводчиками, и могли себе это позволить в складчину с целью привода в эту квартиру по очереди подруг. Как-то раз собрались мы после пар гулянку устроить. Договорились, что я линяю с двух пар, покупаю канистру пива, закуску, и т.д., а остальные приходят позже с девчонками. Тут выясняется, что ни у кого нету денег на пиво и еду. Я говорю - ладно, что нибудь придумаем. Еду в метро - а рядом со мною сидят двое америкосов из образованных (впоследствии оказались журналистами). Слово за слово - разговорились (напоминаю, 1991 год - время всеобщего братания с форинами). Я им и говорю - а хотите, я вам покажу частный музей Советского диссидентства? Они - а как же! Я говорю - по 10 баксов с носа. Они - без проблем. Приезжаем на нашу квартирку - я им показываю граммофон старинный, ставлю пластинку "Марш колхозниц" 1936 года выпуска, потом показываю кучу старых вырезок из газет (все - бабкино барахло), заявляю что это вырезки из запрещенных и подпольных (!) диссидентских газет, потом веду на кухню, а там в стене старый закрашенный репродуктор в штукатурку вмазан - я плету им что это старинное подслушивающее устройство КГБ, ну в общем несу всякую ересь с пол-часа. Они довольны и рады, все фотографируют, расплачиваются и отваливают. Я бегу, меняю вырученные баксы, и закупаю такой пир, от которого пришедшие друзья опупевают. А через пол-года примерно, приходит по почте выпуск газеты "New Haven Inquirer", в котором они прописали статью про "Музей Советского Диссидентства", доврав к моим трем коробам еще с полтонны. Вот такая история.
Попалась мне книга воспоминаний Кима Филби. Этот незаурядный джентльмен, "дитя... кровавого, путаного великого XX века", дослужился до старших руководящих должностей в английской разведке - Сикрет Интеллидженс Сервис. Кто же знал, что его завербовали русские еще студентом в Кембридже... Один из "Лондонской пятерки", великая удача ГПУ-КГБ. После разоблачения в 1963 г. Филби переправили в Советский Союз. Умер в 1987-м. Издал воспоминания в 1968-м. Книга называется "Я шел своим путем" - в английской версии "On my way". В стратегической компьютерной игре Command&Conquer есть такой персонаж - Шпион (Spy). Если кликнуть его курсором, произносит приглушенно: "On my way!" Юмор? Месть? Боевой клич англоязычных шпионов?
Учился я тогда в Литинституте между 80-ми и 90-ми годами, и преподаватели меня почему-то воспринимали, как агента КГБ. Потому что я все лекции строчил в толстенные амбарные тетради при помощи стенографии. Время, кто помнит, было туманное. За неосторожное слово могли пинка дать под зад или вообще того... на ближние поселения...
Фольклористику, помню, читал у нас видный поэт-символист Константин Кедров. Он у меня как-то раз принимал устный экзамен, вкатил четверку, и попросил всю мою амбарную тетрадь, нацарапанную нерасшировываемыми иероглифами, перевести на русский язык и просто подарить ему. "Это мне чтобы иметь кратенький конспект своих лекций", - объяснил он. Но я ему все же в мягкой форме отказал, потомучто это надо было полгода сидеть и долбать по клавишам пишущей машинки, чтобы доставить поэту такое удовольствие. А мне это было не под силу. Но вот собственно сама история. Я очень переживал, не обидел ли я своим отказом робкого чувствительного поэта, читающего лекции в нашем герценовском доме. Как вдруг осенью прямо с крыльца нашего милого особнячка, когда я плелся на лекцию, как всегда опаздывая, гляжу, идет мне навстречу сам Константин Кедров. Я туда-сюда от робости попробовал шмыгнуть мимо, но место у нас узкое - никуда не денешься. А тут Кедров сам подошел ко мне, сказал "здравствуйте" и так приятно и весьма дружественно протягивает мне руку, что в отношениях между преподавателем и студентом весьма необычно. Я от робости, не зная, куда деться пожал его руку и говорю в ответ на его приветствие отвечаю, чувствуя счастье на душе: "Здравствуйте, Константин..." И вдруг с ужасом понимаю, что договорить фразу не могу, так как начисто забыл его отчество. Такую почувствовал страшную неловкость. Пауза в воздухе повисла дряненькая. Так как я все люблю делать по людски, а тут... тоже мне... здравствуй, Костя.. здравствуй Сережа. И тут вдруг с облегчением я вспоминаю, как студентка Саша Жирмунская мне рассказывала, что Константин Кедров приглашал ее на квартиру на какую-то посиделку бомонда послушать чтение стихов. Я обрадовался, что нашел нить для разговора и говорю с облегчением: - Я слышал, что у вас на квартире собирается поэтическая молодежь? Константин Кедров глянул на меня каким-то совсем перепуганным взглядом и бробормотал: - С чего вы это взяли? Я и сам чего-то вдруг перепугался, что не то чего-то ляпнул и говорю ему: - Да вы не бойтесь, я и сам однажды бывал на собрании баптистов. - Это я вспомнил, как в Ижевске и на самом деле был приглашен на тайное собрание молельщиков. Тут Константин Кедров чего-то совсем серъезно перепугался, и ни слова не говоря шарахнулся от меня, как от чумного и быстреньким шагом затопал по аллейке герценовского садика. Больше мы с ним ни разу не беседовали. Ди и неудивительно. Его как раз пасли органы в этот год за религиозный уклон в лекциях по фольклору и через месяц-полтора он был уволен из Литинститута. Весь месяц он ходил какой-то кислый, опущенный, да и я ужасно переживал за свою неловкость. Вот так, спустя годы, вспомнилась эта чума словесная....
Помнится, как-то раз мы с другом Леликом заработали бешеную сумму. (Точнее, я заработал, а Лелик был из сочувствующих.). И решили мы на всю бешеную сумму купить пива - крутого пива, "Ячменный колос" ("Жигулевское" тогда достать было невозможно.) Этот "Ячменный колос" мы ласково именовали "Сучий потрох", но пилось пивко нормально, благо баловались мы этим нечасто - денег не было у бедных студенов. (Студентом был я, а Лелик был из сочувствующих.)
Отстояли здоровущую очередь в магазин, где пиво продавалось без ограничений (такое редко, но бывало в те времена) и приобрели, как сейчас помню, - 36 бутылок! Приехали к Лелику, сели пить. Первые три-пять бутылочек пошли отлично, но потом прелесть новизны пропала, и пиво пошло значительно тяжелее. Тем более что кушать нам было нечего - жратвы купить мы то ли не догадались, то ли не хотели впустую тратить деньги, которые можно было пустить на пиво.
Потом пришел Суслик. Он быстро напился и стал звонить дежурному по городу (Суслик учился на кагэбешника, поэтому был очень крутой). Отчитав дежурного, Суслик заснул. Мы с Леликом разменяли второй десяток бутылок. Потом Суслик проснулся, снова выпил пива и снова стал звонить дежурному по городу, чтобы заставить его отвечать еще быстрее, еще четче и еще внушительнее. Потом в дверь позвонили. Оказывается, папе Суслика (он был то ли генерал КГБ, то ли что-то в этом роде) срочно понадобился Суслик, и папино ведомство в течение 10 минут вычислило, где именно Суслик в настоящий момент находится. Суслика забрали, хотя он возражал.
Тут Лелик предложил приготовить курицу особым образом: в духовке на бутылке. Лелик сказал, что это, во-первых, сексуально, а во-вторых, вкусно. Мы разогрели духовку, нашли пустую бутылку (собственно, их было где-то 24) и стали искать курицу. Через полчаса выяснилось, что курицы нет. Но мы не расстроились, потому что духовка случайно погасла, а спичек у нас больше не было. Попытки Лелика зажечь духовку с помощью раскуренной сигареты успехом не увенчались, но зато он здорово освежил прокуренную атмосферу живительным запахом газа.
Потом позвонил дежурный по городу и сказал, что нас за телефонное хулиганство сейчас вздрючат по полной программе. Пришлось срочно собираться, брать оставшееся пиво и идти ко мне. Но пиво нести было тяжело, поэтому мы его допили прямо во дворе. Когда шли ко мне, Лелик куда-то потерялся. Но так как я сам чуть не потерялся, пропажа Лелика была обнаружена только утром. Но это уже совершенно другая история.
Выпили мы ровно 36 бутылок. За вычетом трех-четырех бутылок, которые выпил Суслик.
P.S. Вспомнил! Мы не заработали деньги! Мы с Леликом заложили в ломбард мое обручальное кольцо, оставшееся после недолгой первой женитьбы! На эти деньги пива и купили. Кольцо, кстати, я так и не выкупил, да и не собирался.
АБСОЛЮТНО КОШЕРНАЯ ЖАРЕНАЯ СЕЛЕДКА (СВЯТОЧНАЯ ИСТОРИЯ)
Давно собирался рассказать эту историю, но никак не доходили руки. Вдруг понял что она имеет непосредственное отношение и к Новому году и к Рождеству и что рассказывать ее нужно именно сегодня.
Привели меня в Тель Авиве на день рождения к бывшему однокурснику. Выяснилось что живет однокурсник в красивом зеленом квартале с красивыми домами, как мне сказали, в стиле «бидермайер». Посмотрите на фото на http://world.lib.ru/b/b_a/pictureweekly.shtml и поправьте, если я перепутал. Не виделись мы наверное лет двадцать. Похлопали друг-друга по плечу, поудивлялись про себя разительным переменам. Тем временем подходит к нам щуплый невысокого роста человек. Именинник спрашивает: - Колю Люлько помнишь? Я посмотрел – действительно Коля - и сразу вспомнил.
Поступать в Харьковский университет Коля приехал из совсем уж глухой провинции, может быть из крохотного городка на Сумщине, а может быть и из села. Поступил, поселился в общежитии. С учебой у него не было никаких проблем. Но ни с общежитейскими ни с местными не сошелся. Хоть и по-разному, но и те и другие были для него, серьезного мужика, раздолбаями. Зато задружил со студентами из Вьетнама, которые жили в том же общежитии. На занятиях, в библиотеке и на улице вьетнамцы всегда держались группой. И Коля с ними. Он и внешне не очень выделялся – такой же маленький и субтильный. Когда он стал нахваливать жареную селедку, публика поняла что дело зашло далеко, но насколько далеко не догадывался наверное никто.
Был у вьетнамских товарищей замечательный обычай. Раз в неделю они устраивали собрание и помимо всего прочего поочередно рассказывали о своих нехороших поступках за прошедший период. На одном из таких собраний юная вьетнамка повинилась что она не только влюбилась в Колю, но и уступила его домогательствам. Рассказала откровенно и без дальних околичностей как учил молодежь Дядюшка Хо. Подробности оказались такими же незамысловатыми как и окружающая жизнь. Все произошло во время новогоднего вечера, в пустой аудитории, на широком подоконнике. На вопрос почему она туда пошла, девушка обьяснила что хотели полюбоваться на заснеженную площадь Дзержинского с тринадцатого этажа. Площадь действительно оказалась очень красивой. А остальное случилось как бы само-собой.
Вьетнамку немедленно выслали на родину. Колю немедленно исторгли из вьетнамской общины. Но только этим дело не ограничилось. Всякий раз, когда Коля попадал в поле зрения вьетнамцев, они останавливались, дружно протягивали в сторону змея-искусителя указующие персты и громко скандировали: «Как не стыдно! Как не стыдно!». Потом Коля исчез. От кого-то я слышал, что он перевелся в Днепропетровский университет.
Поэтому, пожав Колину руку, я только и смог спросить: - Ну как ты? Осознал вину? Не стыдно? Коля как был так и остался серьезным мужиком. Он даже не улыбнулся. Он неодобрительно посмотрел на меня и сказал: - Мне нечего стесняться, Я на ней женат. – и позвал, – Линь, подойди пожалуйста к нам! Подошла худенькая изящная интеллигентная вьетнамка. Коля представил нас друг-другу. Обменялись какими-то дежурными фразами. Я с трудом дождался пока мы остались вдвоем и спросил: - Ты не шутишь? - Да какие там шутки. Это вам было весело, а на меня насело КГБ. Шили раскол социалистического лагеря. Грозили сроком и хотели чтобы я стучал. Я поехал домой к матери, а она говорит: - Мой отец, а твой дед как многие старые большевики был женат на еврейке. Поэтому я еврейка, и ты еврей. Уезжай-ка ты в Израиль, здесь тебе теперь покоя не дадут. Изведут как деда извели. - Я уехал. Послали меня изучать иврит в ульпан при кибуце Кфар Гелади на севере Израиля. Приехал я туда, как сейчас помню, вечером 6 января. Иду ужинать. Вокруг все чужое и все чужие. Захожу в столовую и вижу Линь. Ну, разве не чудо!?. Ее история оказалась чем-то похожей на мою. Когда-то ее дед странствовал по миру вместе со своим лучшим другом Нгуеном, который впоследствии стал больше известен как товарищ Хо Ши Мин. В Америке дед умудрился жениться на еврейке, разумеется ярой коммунистке, и увез ее во Вьетнам. Нарожала она ему кучу вьетнамских евреев, а те нарожали внуков и среди них Линь. После скандального возвращения Линь собралась вся видная вьетнамская семья и стала решать что делать. Сначала думали отправить на перевоспитание в деревню. А бабушка сказала: - Давайте отправим ее к моей сестре в Израиль. Климат там кошмарный, кругом враги. Пусть узнает почем фунт лиха. – Ну, она не точно так сказала, но в смысле. Ты понимаешь. Вот так мы и встретились, а через месяц поженились. Теперь у нас трое детей. - Большие? - Младшая еще в армии служит, а старший уже хасидский раввин. Он прилично знает вьетнамский, поэтому его послали в Хошимин возвращать к истокам местных евреев. Он старается не жаловаться, но евреев там не густо. Кроме родственников можно сказать вообще нет. А он, когда уезжал, был зеленый, наивный. Помню прилетел он туда в пятницу утром, после наступления субботы вышел в город и на следующий вечер позвонил нам в полном восторге: - Работы, говорит, непочатый край. Во всех окнах горят свечи, а в городе ни одной синагоги. Ну не мог он представить что в городе могут отключать электричество! Вот так и живем, - заключил Коля, - пошли лучше выпьем. Здесь это называется «делать лехаим», но суть от этого не меняется.
И мы выпили и повторили. Потом Коля пригласил меня на «лучшую в Тель Авиве абсолютно кошерную жареную селедку». А мне пришлось отказаться потому что рано утром я улетал. Но в следующий приезд я этим приглашением обязательно воспользуюсь.
Три истории в продолжении серии про шибанутых на физику.
Меня и пару моих глубоко замкадышных одноклассников на физику шибануло в классе 9-м. До этого времени мы были откровенными гуманитариями - ну там песню спеть на утреннике, стих с выражением прочитать, сплясать чего попросят. А тут выписали журнал Квант, начали писать формулы, носить на почту тетрадки с ответами. И это в городе, где пацаны начинают курить траву (реальную траву, а не то что сейчас ею называется) еще в детсаде, а родители железнодорожники и путейцы только креозот не пьют. В общем мы были искренне уверены, что физика это высокая наука для особенно положительных людей совсем не похожих на наших земляков. И однажды с котомками и маминой курицей мы оказались на утреннем Ярославском вокзале Москвы. Разделились - один в МГУ, другой в МИФИ, а я попилил в МФТИ. Транспорт еще не ходил и на Савеловский вокзал я пошел пешком по утренней столице. 35 лет прошло, а я до сих пор помню тот чистейший прозрачный воздух на привокзальных улочках, вымытые пустынные московские проспекты, улыбающихся мне навстречу прохожих, пение птиц, красавицу Москву-реку. И невозможное счастье причастности к этому празднику. Добрался я кое-как до Долгопрудного. Как же мы все ошибались.
Рассказ №1 - мой МФТИ. Долго стоял в каких-то очередях, получал какие-то квитки и заселили меня в тамошнее общежитие. Сейчас-то я понимаю, что мне не повезло, потому что именно в этот день физтехи уезжали в стройотряд. Но я-то этого не знал. Получив матрас из чего-то в комочках, непонятного цвета простыни я прошел с этим в комнату общежития для абитуриентов. Прошел - потому что дверь была без ручек и замков и стояла прислонутой к шкафу придавленная спинками от кровати. В центре комнаты на полу на голой сетке спал человек одетый в какую-то строительную зеленую робу с нашивками, сапоги и с лопатой в руках. К соседям у окна была проломлена аккуратная дырка необычной формы. Стульев тумбочек не было, зато были два стола их заменяющих. Ночью когда тихий провинциальный мальчик попытался заснуть в комнате без двери вдруг в коридоре раздался буквально рев пионерского горна и человек с лопатой, спавший посреди комнаты вдруг вскочил, что-то проорал в форточку типа "пятый пятый к полету готов" и куда-то умчался. Больше я его не видел и до сих пор не знаю, куда он делся с лопатой и без вещей. Так я и стал поступать в МФТИ на что-то на квантовое. Столкновение с действительностью было удручающее. Дверь была снята не просто так, она держала содержимое шкафа, которое успешно высыпалось при попытке установления ее на место. Пролом в стене у окна выполнял роль коммуникативного узла внутриобщажной сети по передаче бутылок с пивом и не только. То что я принял в начале за мусор на столах оказалась установкой хай-енд аппаратуры которую разрабатывали студенты соседи. Ну без корпуса, ну из деталей чего-то с долгопрудненской помойки, но ведь работало же и громко. А что у меня в комнате, так у них в комнате были складированы байдарки, поэтому отладку режимов усилителя они могли производить только у соседей - чего здесь непонятного. Я до сих пор помню наизусть композиции диска фирмы Мелодия оркестра Джеймса Ласта, которые служили им для настроек. Так вот я под музыку Джеймса Ласта и поступал в физики. Высокая наука, высокие отношения. Не поверите, но я все же поступил в тот год - на лечебный факультет 3-го медицинского (тогда стоматологического), о чем ни капли сейчас не жалею.
Рассказ №2 приятеля - физики из МИФИ. То что МИФИ секретный вуз было понятно из любого справочника для поступающих - особой строкой там стояли ветераны погранвойск, МВД и КГБ. Почему туда понесло моего приятеля - это вопрос наверное к его секретным родителям. Но тем не менее он оказался в чистенькой и ухоженной общаге института, правда в комнате прямо над козырьком входа. Это и погубило его физическую будущность. Когда уставший от переживаний абитуриент сладко заснул в своей комнате раздался требовательный стук в дверь. Открыв ее мальчик оказался отодвинут в сторону мощной рукой пожилого человека и через окно его комнаты общежитие покинула группа молчаливых сосредоточенных товарищей. Как потом оказалось - это были выпускники послеармейского подготовительного факультета, а то что пожилые - так в 17 лет любой 25-летний считается ветераном. Секретные физики - подумал абитуриент и лег опять спать. Через час раздался требовательный стук в окно и обратным путем проследовала группа хихикающих пожилых женщин (25 лет - это ж старухи), сопровождаемая маленьким пухленьким армянином. Секретные физики - уже не так уверенно подумал мальчик. Потом через его комнату еще не раз продвигались молчаливо туда и обратно отряды физических коммандос. Кончилось тем, что абитуриент проспал свой экзамен, но тем не менее поступил в иняз и занимается наверное тем, чем и хотели чтобы он занимался его секретные родители.
Рассказ №3 - физфак МГУ. Третий приятель отличником не был, но физику знал лучше нас всех. Он даже выступал на всероссийских олимпиадах, правда за чужую школу, потому что наша школа числилась неправильной и аморальной. Про то какие у нас неправильные школьники писала даже Комсомольская правда, когда восьмиклассницы поколотили чью-то обкомовскую дочку и была обличительная статья о падении нравов среди молодежи. В общем идти пешком поступать приятелю было ближе всех - на Воробьевы горы. На этом история и заканчивается, ибо он до них так и не дошел. А встретилась ему по дороге девушка с котомкой, которая приехала поступать в Москву в консерваторию. Так они с тех пор и идут по жизни вместе, он режиссер, окончивший ГИТИС, она певица. А ведь тоже могли бы стать физиками.
В молодости мне удалось найти по обмену «2х к. кв-ру в Раменском, Подмосковье», а работу не удавалось. Поэтому я (музыкант) почти все дни в году был на каких-нибудь гастролях, а квартира была пустая. Я пригласил моего друга по Армии (тоже Володю-студента ГИТИСа) жить в ней.
Приезжаю вечером, в подъезде лампочки, как обычно, украдены (были тогда дефицитом). Пытаюсь в темноте найти: какой ключ от какого замка, и вверх зубчиками или вниз? Внезапно дверь резко распахивается, бьёт в глаза яркий свет, и дама в форме лейтенанта милиции громко спрашивает: «Кто-такой? Почему ключи к чужой квартире подбираешь? »
Володя, слыша мой голос, кричит из туалета: «Всё в порядке! Это мой брат с гастролей вернулся! » «Нет! Не всё в порядке. »- обращается ко мне дама-лейтенант. - «Ты свои «гастроли» прекращай немедленно! Ты не маленький и знаешь, что тебе, как рецидивисту, дадут тройной срок или вообще пристрелят при задержании. И этот вариант, кстати, будет самым лучшим и для тебя самого, и для общества. В твоём возрасте люди уже обычно не исправляются. Поверь мне, как специалисту. »
Выбегает Володя, выталкивает меня на лестницу и просит лейтенантшу дать нам поговорить наедине. «А то он сейчас просто сбежит – я его знаю!» - почему-то заверяет милиционершу мой приятель.
Мне он говорит, что получил в ГИТИСе задание по «актёрскому мастерству»: со всеми подряд разговаривать, и при всяком удобном случае разыгрывать собеседников, перевоплощаясь в кого угодно. Это, дескать, - лучшая практика и одновременно экзамен – вы сразу поймёте: что вы за актёр? Умоляет меня не выдавать его, и не помешать этой даме считать меня ещё одним, как и он, отсидевшим свой срок бандитом.
Эта дама «сама напросилась» на розыгрыш. Она (в тот раз в штатском) зашла с Володей в лифт и заметила, что у того голова острижена наголо (он надеялся таким путём спастись от лысины). Сурово глядя на него, спросила: «Ну что, опять за старое примешься, или честно жить будешь?» Получив ответ «жить честно», сказала: «Молодец! Тебе повезло, я многим помогла удержаться на честном пути, и тебе тоже помогу! Покажи, в какой квартире живёшь?»
Зайдя в квартиру, спросила: «Ты в техникум-то или в институт поступать собираешься?» Володя начал, что ему бы прежде, чем об этом думать, нужно окончить...(ГИТИС, хотел он сказать) Но она перебила: «Ах, да!. Тебя же, наверное, ещё из школы в колонию направили...»
Дама и в самом деле оказалась специалистом: В Пединституте имени Крупской она работала над кандидатской диссертацией «Роль и значение литературы в социальной реабилитации бывших осуждённых», и совмещала работу в Детской комнате Милиции с преподаванием Русского языка и Литературы в школе.
По возвращению с лестницы в квартиру, меня ждал вопрос: «Как это ты оказался на свободе раньше Володи–младшего? Ведь, наверняка, ты, а не этот мальчишка, руководил преступной группой?» Догадалась, конечно, по моим тогдашним длинным волосам (кто бы сегодня поверил?).
Отвечаю, что тюремные двери мне открыла моя поэзия. Я-дескать сочинял и помещал в тюремной стенгазете стихи, охранники, и особенно их жёны, плакали от умиления, поэтому и срок скостили. Лейт.-Преп. Литературы аж подскочила: «А ну-ка, что это за поэзия? Почитай-ка мне свои стихи!»
Я начал с засевших в моей голове строк только что выпущенного из тюрьмы зека. Он попросил меня с подругой дать ему один сочник (ночью, в буфете на Белорусском вокзале). Мы ему дали целых два и ещё чай ему купили. А он нам в благодарность накатал 4 страницы стихов в моей тетрадке с конспектами. Мы пришли в ужас, прочтя их, и немедленно выбросили, опасаясь, что это просто провокация КГБ. Но самое начало и последнюю строфу я всё же успел запомнить:
«Как плод бездарных измышлений И злобных домыслов ума, Встаёт пред нами мрачный гений: Лекарство обществы – тюрьма.
Здесь только чувство мести властно, Желанья грязны, как мазут. Здесь даже волку жить опасно - Его бандиты загрызут.
Попы пугают Божьей карой Зовут на помощь чёрта тень. Зачем выдумывать кошмары? В тюрьме их видишь каждый день. ......................................................... ......................................................... ......................................................... ........................................................
Волна смыкается с волною, Обратный повторяя путь. Воспоминания толпою Томят мой ум и давят грудь. »
«Ну, это не твои стихи», - сказала Лейт.-Преп.- «Это очень известное стихотворение, но я как-то сейчас не могу вспомнить, чьё? Читай ещё.»
Чтобы продолжить игру, я прочёл ей (по памяти) Есенина:
В том краю, где жёлтая крапива И сухой плетень, Приютились к вербам сиротливо Избы деревень.
Там в полях, за синей гущей лога, В зелени озер, Пролегла песчаная дорога До сибирских гор.
Затерялась Русь в Мордве и Чуди, Нипочем ей страх. И идут по той дороге люди, Люди в кандалах.
Все они убийцы или воры, Как судил им рок. Полюбил я грустные их взоры С впадинами щек.
Много зла от радости в убийцах, Их сердца просты, Но кривятся в почернелых лицах Голубые рты.
Я одну мечту, скрывая, нежу, Что я сердцем чист. Но и я кого-нибудь зарежу Под осенний свист.
И меня по ветряному свею, По тому ль песку, Поведут с веревкою на шее Полюбить тоску.
И когда с улыбкой мимоходом Распрямлю я грудь, Языком залижет непогода Прожитой мой путь.
«Вот это уже – точно твоё» - (вопреки моему страху быть разоблачённым) засмеялась Лейт.-Преп.. - «Затерялась Русь в Мордве и Чуди», «По свею», «Голубые рты» - грамотный человек никогда бы такой белиберды не написал! Есть Мордовская АССР и Чукотка, запомни на будущее».
Ободрённый невероятным успехом, я прочёл ей Лермонтовское «Я не унижусь пред тобою».
Л.-П. сказала, что «стишата в общем так, ничего себе, но многие рифмы за уши притянуты, и тематика, конечно, у меня мелковата».
Но когда я, обнаглев, попытался прочесть ей Пушкинское «Мой голос для тебя и ласковый и томный», то тут уж она меня решительно оборвала: «Хватит пошлятины! Ну не дал тебе Бог таланта, так и не пытайся выше своей головы прыгнуть.
Не всем дано быть Пушкиными и Лермонтовыми! Постарайся в меру своих сил и способностей быть полезным обществу, и всегда для тебя найдётся возможность, даже с твоим прошлым. Вот могу тебе помочь хоть завтра на работу устроиться: в Дом Культуры им. Воровского. Сторожем. Им как раз для ночной смены человек нужен».
Володя оказался очень хорошим актёром. Сейчас он работает в самом знаменитом (на весь мир) театре нашей страны. Но в тот раз он «переиграл» - перестарался! Когда он показал ей свой студенческий билет (чтобы завершить затянувшуюся шутку), та просто спокойно этот документ у него на глазах порвала, и тут же выбросила в мусоропровод. «Тебе только ещё срока за подделку документов не хватало» - сказала она в ответ на его крик ужаса.
Владимир Дунин
Вопросы к знатокам:
1. Действительно ли эти стихи про тюрьму кем-то ещё, а не нашим «зеком с вокзала» написаны? 2. Неужели в Пединститутах на литфаке эту «пошлятину» не проходят?
Учился я когда-то на химфаке МГУ. С четвертого курса был выгнан (в общем, за дело). Далее - ПТУ (рассчитывал получить хорошую характеристику и восстановиться, но не выгорело - тогдашний декан химфака Илья Васильевич Березин сказал, что покаяние принимается только через армию). Ну что ж, три года на флоте (тут уже местный военком постарался - ему позвонили из КГБ, чтобы отправил меня куда-нибудь на подольше). Плюс еще всякая бюрократия. Но все проходит, и вот через пять лет я снова студент химфака. Со второго семестра четвертого курса. Из новых сокурсников не знаю никого, и меня никто почти не знает. Пошел заранее на фак, расписание посмотрел. Первое занятие моей группы - семинар по научному коммунизму. Практикума в этот день нет, значит, можно поприличнее одеться. Пиджак нацепил для такого случая. Сказано же - по одежке встречают. Вот наконец первый день. Нахожу аудиторию, (решил зайти за 3 минуты до времени, чтобы все уже были), захожу. Тут должен заметить, что никаких предварительных разработок не было, сам потом балдел от неожиданности. Народ уже сидит по партам. Спрашиваю: Это четыреста первая группа? Одна девушка (староста, как потом стало известно) отвечает "Да". "Здравствуйте!", - говорю. Все встают.
КАК МЕНЯ ПРИНЯЛИ ЗА ШПИОНА Когда-то, я работал в одной молодежной организации в качестве специалиста по составлению образовательных программ и переводчика в одном лице. В организации нас было только двое. Я и мой друг, который являлся директором организации, и моим начальником в одном лице. Пусть его зовут Шавкат. В то время в нашу организацию постоянно приезжали иностранные практиканты. Для них, наш родной Таджикистан, являлся экзотической и дикой страной, но большинству из них это даже нравилось. Не смотря на то, что зимой, часто отключали электричество, а из развлечений у нас в городе только один ночной клуб.
Как-то раз к нам приехало сразу три иностранца из Германии. Такие добродушные студенты с очень добродушными улыбками, мохнатыми дредами на голове и забавно произносящие букву «Р». Классные ребята эти немцы. Правильные, пунктуальные и очень забавные. Нам было интересно с ними, а мы были нечто типа аборигенов. Как-то раз, мне с Клаусом пришлось протягивать кабель для интернета с одного кабинета в другой. Надо было это сделать красиво, аккуратно и эстетично. Клаус вызвался мне помогать. Сначала мы пошли и купили напитки в жестяных банках, потом выпили их, и разрезали банки ножницами на прямоугольнички размером один сантиметр на два, а потом из этих прямоугольничков я делал хомутки, вкладывал туда кабель, и аккуратно прибивал это к деревянной планке под потолком маленькими гвоздиками. Для Клауса это было откровением. Он говорил, что если бы ему понадобились хомутки, то он бы просто пошел и купил их в магазине, и никогда бы не додумался до такой вот самодеятельности. А я, молча кивал потому что не знал как объяснить ему что найти такие хомутки у нас в городе трудно, и продаются они не в каждом магазине. После этой работы я завоевал просто железный авторитет у своего немецкого гостя, и по техническим вопросам он обращался ко мне.
В общем, жили мы дружно, работали слаженно. В один день мои гости решили поехать в соседний город на экскурсию. Город этот Истаравшан, имеет очень-очень древнюю, в несколько десятков тысяч лет, историю, и очень колоритен, но малоизвестен для туристов. Где-то в интернете прочитав об этом, наши коллеги воспылали желанием посетить это чудо истории и как можно скорее. Итак, восьмого мая (очень важно), не помню какого года, мы двинулись в Истаравшан. Как средство передвижения мы выбрали не такси, а общественный транспорт. Гостям хотелось испытать все на своей шкуре. Маршрутки у нас тогда были, еще доживавшие свой срок прибалтийские рафики. Рычащие, кричащие, скрипящие, но все-таки ездящие микроавтобусы. Приехав на главный вокзал, мы решили пройтись пешком через весь город. Так и двинулись. Шли по разбитой дороге, пока не наткнулись на одно красивое древнее строение с башней. Гости загорелись желанием забраться на башню, и мы направились туда, даже не заметив ржавого, заляпанного грязью знака «Вход посторонним лицам строго воспрещен». Забравшись на самую высокую башню, мы предстали пред просто шикарнейшей панорамой города. Башню строили давно, и видно, что архитектор выбирал место долго и со знанием дела. Клаус достал свой фотоаппарат, вытянул руки, и стал щелкать. Клаус смотрел в объектив и цокал от восхищения. В объективе, как в калейдоскопе, сменялись пейзажи города, деревья, люди и летящий к нам на не реальной для своих тех способностей, военный уазик, поднимающий столп пыли. Военный уазик с грохотом поднялся по кривой на холм, к башне и еще не остановился, как из него выпрыгнули солдаты в формах, с автоматами. Один из них, офицер, держался за кобуру и громко орал, что бы мы спустились. Продолжая фотографировать грозное матерящееся лицо офицера, он спросил меня, кому адресована столь не бурная агрессия. Я сказал, что, скорее всего, кричит он на нас. Мы спустились, а офицер спрашивал, что мы делаем и как мы пробрались на секретный(!), охраняемый(!) объект. Мы сказали, что никого на входе не видели и не знали что это секретный и охраняемый объект. Солдат с автоматом на шее подбежал к Клаусу и выхватил фотоаппарат. Нас, подталкивая, усадили в уазик и отвезли в местное отделение, уже не помню чего. В предпраздничные дни, большинство ведомств объявляло комендантский режим, и в отделении были все, даже те у кого был законный выходной. Нас вели по коридору с металлическими дверями, а сопровождающий нас офицер гордо шел впереди, говоря всем что поймал шпионов. Дни в этом провинциальном городке были скучны, а тут событие государственной важности. Нас завели в большой кабинет с ковром где сидел майор. Лейтенант, который нас привел, отрапортовал. Говорили между собой, они на таджикском, и были уверены, что их никто из нас не понимает. -Ты где этих обезьян поймал? – Спросил майор, указывая на Клауса с его мохнатыми дредами. -На башню залезли. Фотоаппарат у них! -А как пролезли? Где часовые? -Не важно! Фотоаппарат надо посмотреть! -Досмотрите. Только аккуратно. Без силы.
Нас отвели в другой, маленький кабинет, где сидели люди в штатском. Молодой работник достал пожелтевший листок писчей бумаги, достал ручку, и стал заполнять. Параллельно спрашивал на русском: -Фамилия Имя, Страна,. Потом положил ручку и спросил, глядя на нас: -С какой целью проникли на секретный объект? -Так мы и не знали что он секретный Работник выстрелил свою фразу: -Не знание закона не освобождает от ответственности! .. Эту фразу он потом повторял через каждое предложение. Наверное, его в высшей школе только этой фразе и научили. А еще научили вести себя по-хамски.
Гости очень были напуганы. Все это им очень напоминало режим восточной Германии во времена советской оккупации, когда если человека забирали в управление, то выходил он оттуда совсем другим. Промытым. Напуганным. Замкнутым. Все для них это было очень страшно. Военная форма советского типа, фуражки, красный лычки, железные мощенные двери с решетками, и темные гулкие коридоры.
Потом настал момент, когда у нас захотели изъять документы. Свой паспорт я показал. Они были очень удивлены, увидев, что у меня таджикский паспорт. Паспорта гостей же они лично брать в руки побоялись и попросили меня, что бы я им сказал, что бы они самостоятельно отдали паспорта в руки допрашивающему нас офицеру. Я же перевел, что бы крепко держали документы и просто показали страницы. Офицер понял, что я перевел не так и с ухмылкой закурил. -Обыскать!..
Мою сумку вывернули на стол, один работник брал каждую, даже маленькую деталь, вслух описывал ее, а второй все это дело протоколировал, демонстративно показывая двух понятым. Когда я увидел, сколько, ненужного хлама в моей сумке, то очень пожалел, что не чистил ее. -Маленький кусочек бумаги желтого цвета. Размером, приблизительно пять на пять сантиметров. Надпись карандашом. Номер телефона и фамилия… И так далее.
Затем дело дошло до моего ежедневника. Офицер открыл его и начал листать. Лицо его бледнело и вытягивалось, вытягивалось и бледнело. Второй работник понял, что дело не так. Меня снова повели в другой кабинет. Уже третий по счету.
Дело было в записях ежедневника. Я когда то курировал работу по созданию сайта путеводителя по городу. Это должен был быть информационно познавательный ресурс для приезжих, а надписи были такого рода – «Найти детальную карту всего города…», «четкие фотографии всех административных зданий города…», «Узнать в каком году было построено здание КГБ и историю всех руководящих…», «У старого моста столько-то несущих свай. Мост построен…», «Начальник такого то отдела сотрудничать отказался. Боится. Трус.», «Получить информацию от ….», «Встреча с…». И т д и т п… Встреч было очень много, а фамилии тех с кем я встречался, были очень влиятельных людей. Вдобавок ко всему, в кармашке у меня хранились мои пропуска удостоверения в местную телерадиостанцию, в международную организацию, проездной который я получил в Германии(хранил как сувенир). Всего удостоверений было около десяти штук и все с разными фамилиями и фотографиями…
Никаких сомнений у них не оставалось. Перед ними шпион высшей степени. Сволочь. И еще с таджикским паспортом. В это время в кабинет зашел майор который сидел в кабинете с ковром. -Эти до сих пор тут? Я, там, в коридоре видел, сидят еще три обезяны. Я думал, вы попугаете их и отпустите. Я не вытерпел. Повернулся к мойру и на чисто таджикском произнес: -Это не обезьяны. Это люди. Люди, которые где то услышали о красоте вашего города и загорелись желанием посетить его лично. Город может быть и красивый, но из-за таких, как вы, этот город теперь самый ужасный с ужасными людьми. Потому что первых и последних кого мы увидели все в формах и ведут себя как свиньи…
Улыбка с лица майора медленно растворилась. Он перевел взгляд на стол. Ежедневник. Записи. Удостоверения и пропуска. Фамилии. Он взял мой ежедневник в руки и стал листать. Глаза бегали по записям, глаза расширялись, а на лбу появилась испарина. Он посмотрел на меня, потом быстро вышел и начал с кем-то громко говорить по телефону.
Где то через полчаса было слышно, как подъехала волга. Хлопнула дверь. А еще через несколько минут в кабинет, в сопровождении взмокшего майора, вошел мужчина пожилого возраста в белой рубашке. Все закопошились и стали здороваться. Было видно, что мужчина пользовался большим уважением в этом учреждении. Хоть и был он одет в гражданскую форму, все в нем выдавало бывшего военного. Гладко выбрит. Опрятен. Выутюжен. И терпкий запах армейских духов. Он вежливо поздоровался со мной за руку и так же вежливо попросил присесть. Это был первый человек в этом городе, который вел себя как истинный джентльмен. Далее наше общение заняло не более десяти минут. Я объяснил кто мы, откуда мы, объяснил происхождение записей в моем дневнике и все то, что до этого поставило на уши все управление. Мужчина слушал и улыбался. Я замолк. Мужчина поднял глаза и думал. С минуту. Потом вдруг повернулся к майору и спросил: -Какое сегодня число? -Что? -Какое сегодня число? -Восьмое мая. -А завтра какое? -Что какое? -Какое завтра число? – с холодом в голосе спросил мужчина в белой рубашке. -Девятое мая? – не понимая, к чему ведет разговор, ответил майор. -А какой это праздник? -День победы? над фашизмом? -Правильно. Они сегодня выйдут от суда, и догадайся куда обратятся? В посольство. И доложат, что над ними издевались и называли обезьянами, отмечая день победы над фашизмом. Я с тобой потом поговорю. -А? – Пытался возразить майор.- А как же это все?- показывая на стол с моими хламом, спросил майор. -Освободить. Сейчас же! – с очень грозной улыбкой сказал мужчина.- И молись, что бы они в посольство не пошли.
Что там началось. Люди, которые были готовы лично избить меня до полусмерти, как вьетнамские пограничники, начали быстро и аккуратно складывать все мои вещи обратно в сумку. Мусор тоже сложили. Делали быстро, тайком посматривая на меня. Это были совсем другие люди. Очень вежливые и добрые. Мы вышли. Нас провожали как дорогих гостей. Майор вышел и спросил, какая у нас программа. -Программа? Вы нам всю программу сломали. Нам теперь скорее обратно надо. Гости куда-то позвонить хотят. От этих слов майор побелел: -Не надо, звонить. Я прошу тебя как братишку. Мы же не знали. Хочешь город посмотреть? машину с водителем выделю. Свою. Волгу.
Затем вышел человек в белой рубашке. Отвел в сторону и лично извинился за всех и за этот спектакль. Он крепко, по-дружески пожал мою руку, и мы пошли.
Наши студенты в 80е годы летом работали в поездах проводниками (это была разновидность стройотряда) и рассказали они потом в институте такую историю, услышанную от коллег, уж не знаю, правда или нет... Но очень похоже на то.
Под столиками в советских пассажирских вагонах стационарно установлены открывалки для бутылок ... Так вот, раньше никаких открывалок не было, а появились они после приезда в СССР Дэвида Боуи, тот в в поезде проехался по стране и выступил потом в Кремле (акустика была в Кремлевском дворце просто ужасная, концерт получился провальный, это испортило ему все впечатление от страны, но речь не об этом сейчас).
Купив в вагоне ресторане пиво, "Жигулевское", Дэвид никак не мог открыть пробку. Но тут к нему подошел дембель, с ...железными зубами, и одним движением открыл ему эту бутылку...
Было это в 1973м...
Надо ли говорить, что с Дэвидом в вагоне ехали сопровождающие из КГБ, про историю с пробкой доложили куда следует, после чего уже через год открывалка под столиком стала стандартом ...
Но и это еще не все, "дембель" с железными зубами , после рассказа Дэвида об увиденном знакомому режиссеру, стал прототипом для "русского злодея", в нескольких сериях Бондианы, снятых в середине - конце 70х годов ...
Если бы эту странную историю о вампирах и хасидах, о колдунах и книгах, о деньгах и налогах я услышал от кого-нибудь другого, я бы не поверил ни одному слову. Но рассказчиком в данном случае был Зяма Цванг, а он придумывать не умеет. Я вообще долго считал, что Б-г наградил его единственным талантом - делать деньги. И в придачу дал святую веру, что наличие этого дара компенсирует отсутствие каких-либо других.
Зяму я знаю, можно сказать, всю жизнь, так как родились мы в одном дворе, правда, в разных подъездах, и я – на четыре года позже. Наша семья жила на последнем пятом этаже, где вечно текла крыша, а родители Зямы - на престижном втором. Были они позажиточнее ИТРовской публики, которая главным образом населяла наш двор, но не настолько, чтобы на них писали доносы. Когда заходила речь о Цванге-старшем, моя мама всегда делала пренебрежительный жест рукой и произносила не очень понятное слово «гешефтмахер». Когда заходила речь о Цванге-младшем, она делала тот же жест и говорила: «оторви и брось». Ей даже в голову не приходило, что всякие там двойки в дневнике и дела с шпаной всего лишь побочные эффекты главной его страсти – зарабатывания денег.
Я, в отличие от мамы, всегда относился к Зяме с уважением: он был старше, и на его примере я познакомился с идеей свободного предпринимательства. Все вокруг работали на государство: родители, родственники, соседи. Некоторые, как я заметил еще в детстве, умели получать больше, чем им платила Советская власть. Например, врачу, который выписывал больничный, мама давала три рубля, а сантехнику из ЖЭКа за починку крана давала рубль и наливала стопку водки. Но ЖЭК и поликлиника от этого не переставали быть государственными. Двенадцатилетний Зяма был единственным, кто работал сам на себя. Когда в магазине за углом вдруг начинала выстраиваться очередь, например, за мукой, Зяма собирал человек десять малышни вроде меня и ставил их в «хвост» с интервалом в несколько человек. Примерно через час к каждому подходила незнакомая тетенька, обращалась по имени, становилась рядом. Через пару минут елейным голосом велела идти домой, а сама оставалась в очереди. На следующий день Зяма каждому покупал честно заработанное мороженое. Себя, конечно, он тоже не обижал. С той далекой поры у меня осталось единственное фото, на котором запечатлены и Зяма, и я. Вы можете увидеть эту фотографию на http://abrp722.livejournal.com/ в моем ЖЖ. Зяма – слева, я - в центре.
Когда наступал очередной месячник по сбору макулатуры, Зяма возглавлял группу младших школьников и вел их в громадное серое здание в нескольких кварталах от нашего двора. Там располагались десятки проектных контор. Он смело заходил во все кабинеты подряд, коротко, но с воодушевлением, рассказывал, как макулатура спасает леса от сплошной вырубки. Призывал внести свой вклад в это благородное дело. Веселые дяденьки и тетеньки охотно бросали в наши мешки ненужные бумаги, а Зяма оперативно выуживал из этого потока конверты с марками. Марки в то время собирали не только дети, но и взрослые. В мире без телевизора они были пусть маленькими, но окошками в мир, где есть другие страны, непохожие люди, экзотические рыбы, цветы и животные. А еще некоторые из марок были очень дорогими, но совершенно незаметными среди дешевых – качество, незаменимое, например, при обыске. Одним словом, на марки был стабильный спрос и хорошие цены. Как Зяма их сбывал я не знаю, как не знаю остальные источники его доходов. Но они несомненно были, так как первый в микрорайоне мотороллер появился именно у Зямы, и он всегда говорил, что заработал на него сам.
На мотороллере Зяма подъезжал к стайке девушек, выбирал самую симпатичную, предлагал ей прокатиться. За такие дела наша местная шпана любого другого просто убила бы. Но не Зяму. И не спрашивайте меня как это и почему. Я никогда не умел выстраивать отношения с шпаной.
Потом Цванги поменяли квартиру. Зяма надолго исчез из виду. От кого-то я слышал, что он фарцует, от кого-то другого – что занимается фотонабором. Ручаться за достоверность этих сведений было трудно, но, по крайней мере, они не были противоречивыми: он точно делал деньги. Однажды мы пересеклись. Поговорили о том о сем. Я попросил достать джинсы. Зяма смерил меня взглядом, назвал совершенно несуразную по моим понятиям сумму. На том и расстались. А снова встретились через много лет на книжном рынке, и, как это ни странно, дело снова не обошлось без макулатуры.
Я был завсегдатаем книжного рынка с тех еще далеких времен, когда он был абсолютно нелегальным и прятался от неусыпного взора милиции то в посадке поблизости от городского парка, то в овраге на далекой окраине. Собирались там ботаники-книголюбы. Неспешно обсуждали книги, ими же менялись, даже давали друг другу почитать. Кое-кто баловался самиздатом. Одним словом, разговоров там было много, а дела мало. Закончилась эта идиллия с появлением «макулатурных» книг, которые продавались в обмен на 20 килограммов старой бумаги. Конечно, можно сколько угодно смеяться над тем, что темный народ сдавал полное собрание сочинений Фейхтвангера, чтобы купить «Гойю» того же автора, но суть дела от этого не меняется. А суть была в том, что впервые за несчетное число лет были изданы не опостылевшие Шолохов и Полевой, а Дюма и Сабатини, которых открываешь и не закрываешь, пока не дочитаешь до конца. Масла в огонь подлили миллионные тиражи. Они сделали макулатурные книги такими же популярными, как телевидение – эстрадных певцов. Ну, и цены на эти книги - соответствующими. Вслед за макулатурными книгами на базаре однажды появился Зяма.
Походил, повертел книги, к некоторым приценился. Заметил меня, увидел томик «Библиотеки Поэта», который я принес для обмена, посмотел на меня, как на ребенка с отставанием в развитии, и немного сочувственно сказал: - Поц, здесь можно делать деньги, а ты занимаешься какой-то фигней!
В следующий раз Зяма приехал на рынок на собственной белой «Волге». Неспеша залез в багажник, вытащил две упаковки по 10 штук «Королевы Марго», загрузил их в диковиннную по тем временам тележку на колесиках, добрался до поляны, уже заполненной любителями чтения, и начал, как он выразился, «дышать свежим воздухом». К полудню продал последнюю книгу и ушел с тремя моими месячными зарплатами в кармане. С тех пор он повторял эту пранаяму каждое воскресенье.
Такие люди, как Зяма, на языке того времени назывались спекулянтами. Их на базаре хватало. Но таких наглых, как он, не было. Милиция время от времени устраивала облавы на спекулянтов. Тогда весь народ дружно бежал в лес, сшибая на ходу деревья. Зяма не бежал никуда. Цепким взглядом он выделял главного загонщика, подходил к нему, брал под локоток, вел к своей машине, непрерывно шепча что-то на ухо товарищу в погонах. Затем оба усаживались в Зямину «Волгу». Вскоре товарищ в погонах покидал машину с выражением глубокого удовлетворения на лице, а Зяма уезжал домой. И не спрашивайте меня, как это и почему. Я никогда не умел выстраивать отношения с милицией.
Однажды Зяма предложил подвезти меня. Я не отказался. По пути набрался нахальства и спросил, где можно взять столько макулатуры. - Никогда бы не подумал, что ты такой лох! - удивился он, - Какая макулатура?! У каждой книги есть выходные данные. Там указана типография и ее адрес. Я еду к директору, получаю оптовую цену. Точка! И еще. Этот, как его, которого на базаре все знают? Юра! Ты с ним часто пиздишь за жизнь. Так вот, прими к сведению, этот штымп не дышит свежим воздухом, как мы с тобой. Он – на службе, а служит он в КГБ. Понял? Я понял.
В конце 80-х советскими евреями овладела массовая охота к перемене мест. Уезжали все вокруг, решили уезжать и мы. Это решение сразу и бесповоротно изменило привычную жизнь. Моими любимыми книгами стали «Искусство программирования» Дональда Кнута ( от Кнута недалеко и до Сохнута) и «Essential English for Foreign Students» Чарльза Эккерсли. На работе я не работал, а осваивал персональный компьютер. Записался на водительские курсы, о которых еще год назад даже не помышлял. По субботам решил праздновать субботу, но как праздновать не знал, а поэтому учил английский. По воскресеньям вместо книжного базара занимался тем же английским с молоденькой университетской преподавательницей Еленой Павловной. Жила Елена Павловна на пятом этаже без лифта. Поэтому мы с женой встречались с уходящими учениками, когда шли вверх, и с приходящими, когда шли вниз. Однажды уходящим оказался Зяма. Мы переглянулись, все поняли, разулыбались, похлопали друг друга по плечу. Зяма представил жену – статную эффектную блондинку. Договорились встретиться для обмена информацией в недавно образованном еврейском обществе «Алеф» и встретились.
Наши ответы на вопрос «Когда едем?» почти совпали: Зяма уезжал на четыре месяца раньше нас. Наши ответы на вопрос «Куда прилетаем?» совпали точно: «В Нью-Йорк». На вопрос «Чем собираемся заниматься?» я неуверенно промямлил, что попробую заняться программированием. Зяму, с его слов, ожидало куда более радужное будущее: полгода назад у него в Штатах умер дядя, которого он никогда не видел, и оставил ему в наследство электростанцию в городе Джерси-Сити. «Из Манхеттена, прямо на другой стороне Гудзона», как выразился Зяма. Я представил себе составы с углем, паровые котлы, турбины, коллектив, которым нужно руководить на английском языке. Сразу подумал, что я бы не потянул. Зяму, судя по всему, подобные мысли даже не посещали. Если честно, я немного позавидовал, но, к счастью, вспышки зависти у меня быстро гаснут.
Тем не менее, размышления на тему, как советский человек будет справляться с ролью хозяина американской компании, настолько захватили меня, что на следующем занятии я поинтересовался у Елены Павловны, что там у Зямы с английским. - У Зиновия Израилевича? – переспросила Елена Павловна, - Он самый способный студент, которого мне когда-либо приходилось учить. У него прекрасная память. Материал любой сложности он усваивает с первого раза и практически не забывает. У него прекрасный слух, и, как следствие, нет проблем с произношением. Его великолепное чувство языка компенсирует все еще недостаточно большой словарный запас. Я каждый раз напоминаю ему, что нужно больше читать, а он всегда жалуется, что нет времени. Но если бы читал... Елена Павловна продолжала петь Зяме дифирамбы еще несколько минут, а я снова немного позавидовал, и снова порадовался, что это чувство у меня быстро проходит.
Провожать Зяму на вокзал пришло довольно много людей. Мне показалось, что большинство из них никуда не собиралось. Им было хорошо и дома. – Не понимаю я Цванга, - говорил гладкий мужчина в пыжиковой шапке, - Если ему так нравятся электростанции, он что здесь купить не мог? - Ну, не сегодня, но через пару лет вполне, - отчасти соглашался с ним собеседник в такой же шапке, - Ты Данько из обкома комсомола помнишь? Я слышал он продает свою долю в Старобешево. Просит вполне разумные бабки...
Сам я в этот день бился над неразрешимым вопросом: где к приходу гостей купить хоть какое-то спиртное и хоть какую-нибудь закуску. – Да уж, у кого суп не густ, а у кого и жемчуг мелок! – промелькнуло у меня в голове. И вдруг я впервые искренне обрадовался, что скоро покину мою странную родину, где для нормальной жизни нужно уметь выстраивать отношения со шпаной или властью, а для хорошей - и с теми, и с другими.
Следующая встреча с Зямой случилась через долгие девять лет, в которые, наверное, вместилось больше, чем в предыдущие сорок. Теплым мартовским днем в самом лучшем расположении духа я покинул офис моего бухгалтера на Брайтон-Бич в Бруклине. Совершенно неожиданно для себя очутился в русском книжном магазине. Через несколько минут вышел из него с миниатюрным изданием «Евгения Онегина» – заветной мечтой моего прошлого. Вдруг неведомо откуда возникло знакомое лицо и заговорило знакомым голосом: - Поц, в Америке нужно делать деньги, а ты продолжаешь эту фигню! Обнялись, соприкоснулись по американскому обычаю щеками. - Зяма, - предложил я, - давай вместе пообедаем по такому случаю. Я угощаю, а ты выбираешь место. Идет? Зяма хохотнул, и через несколько минут мы уже заходили в один из русских ресторанов. В зале было пусто, как это всегда бывает на Брайтоне днем. Заняли столик в дальнем углу. - Слушай, - сказал Зяма, - давай по такому случаю выпьем! - Давай, - согласился я, - но только немного. Мне еще ехать домой в Нью-Джерси. - А мне на Лонг-Айленд. Не бзди, проскочим! Официантка поставила перед нами тонкие рюмки, каких я никогда не видел в местах общественного питания, налила ледяную «Грей Гуз» только что не через край. Сказали «лехаим», чокнулись, выпили, закусили малосольной селедкой с лучком и бородинским хлебом. – Неплохо, - подумал я, - этот ресторан нужно запомнить.
После недолгого обсуждения погоды и семейных новостей Зяма спросил: - Чем занимаешься? - Программирую потихоньку, а ты? - Так, пара-тройка бизнесов. На оплату счетов вроде хватает... - Стой, - говорю, - а электростанция? - Электростанция? - Зяма задумчиво поводил головой, - Могу рассказать, но предупреждаю, что не поверишь. Давай по второй! И мы выпили по второй.
- До адвокатской конторы, - начал свой рассказ Зяма, - я добрался недели через две после приезда. Вступил в наследство, подписал кучу бумаг. Они мне все время что-то втирали, но я почти ничего не понимал. Нет, с английским, спасибо Елене Павловне, было все в порядке, но они сыпали адвокатской тарабарщиной, а ее и местные не понимают. Из важного усек, что документы придется ждать не менее двух месяцев, что налог на недвижимость съел до хера денег, ну и что остались какие-то слезы наличными.
Прямо из конторы я поехал смотреть на собственную электростанцию. В Манхеттене сел на паром, пересек Гудзон, вылез в Джерси-Сити и пошел пешком по Грин стрит. На пересечении с Бэй мне бросилось в глаза монументальное обветшалое здание с трещинами в мощных кирпичных стенах. В трехэтажных пустых окнах кое-где были видны остатки стекол, на крыше, заросшей деревцами, торчали три жуткого вида черные трубы. Солнце уже село, стало быстро темнеть. Вдруг я увидел, как из трубы вылетел человек, сделал разворот, полетел к Манхеттену. Не прошло и минуты – вылетел другой. В домах вокруг завыли собаки. Я не трусливый, а тут, можно сказать, окаменел. Рот раскрыл, волосы дыбом! Кто-то окликнул меня: - Сэр! Сэр! - Обернулся, смотрю – черный, но одет вроде нормально и не пахнет. - Hey, man, – говорю ему, - What's up? – и собираюсь слинять побыстрее. Я от таких дел всегда держусь подальше. - Не будь дураком, – остановливает он меня, - Увидеть вампира - к деньгам. Не спеши, посмотри поближе, будет больше денег, - и протягивает бинокль. Бинокль оказался таким сильным, что следующего летуна, казалось, можно было тронуть рукой. Это была полуголая девка с ярко-красным ртом, из которого торчали клыки. За ней появился мужик в черном плаще с красными воротником и подкладкой. - Кто эти вампиры? – спрашиваю я моего нового приятеля, - Типа черти? - Нет, не черти, - говорит он, - скорее, ожившие покойники. Во время Великой депрессии это здание оказалось заброшенным. Затем его купил за символичесий один доллар какой-то сумасшедший эмигрант из России. И тогда же здесь появились вампиры. День они проводят в подвале, потому что боятся света. Вечером улетают, возвращаются к утру. Видят их редко и немногие, но знает о них вся местная публика, и уж точно те, у кого есть собаки. Из-за того, что собаки на них воют. Так или иначе, считается это место гиблым, по вечерам его обходят. А я – нет! Увидеть такое зрелище, как сегодня, мне удается нечасто, но когда удается, на следующий день обязательно еду в казино... - Обожди, - перебил я его, - они опасные или нет? - Ну да, в принципе, опасные: пьют человеческую кровь, обладают сверхъестественными способностями, почти бессмертные... А не в принципе, тусуются в Манхеттене среди богатых и знаменитых, обычные люди вроде нас с тобой их не интересуют. Только под руку им не попадай...
Стало совсем темно. Я решил, что полюбуюсь моей собственностью завтра, и готов был уйти, как вдруг что-то стукнуло мне в голову. Я спросил: - Слушай, а что было в этом здании перед Великой депрессией? И услышал в ответ: - Электростанция железнодорожной компании «Гудзон и Манхеттен».
Окончание следует. Читайте его в завтрашнем выпуске anekdot.ru
Прохладным осенним днем 2007 года мой приятель Валера сидел в приемной комнате автосалона Порше на углу 11-й Авеню и Вест 51-й Стрит в Манхэттене и наслаждался крепким горячим кофе. В Старбаксе такой кофе стоил бы 4 доллара – роскошь, которую он позволить себе не мог. Шел десятый месяц, как Валера потерял работу, и к настоящему моменту он был основательно на мели. Жалких остатков личного суверенного фонда еще хватало, чтобы платить за квартиру и электричество, но со всем остальным был полный швах.
Что же он делал в автосалоне Порше, - спросите вы? И я вам отвечу: - Зарабатывал деньги. Как? А очень просто. В Соединенных Штатах есть множество компаний, которые организуют mystery shopping или секретные покупки, чтобы собирать информацию о различных продуктах и проверять качество обслуживания. Начать работать для такой компании не составляет никакого труда: создаешь счет на их вебсайте и получаешь доступ к списку работ на сегодня. Выбираешь задание, которое тебе нравится, запоминаешь сценарий, выполняешь задание, посылаешь отчет. Через две - три недели получаешь деньги. Задания бывают всякие. Например, пойти в зал для фитнеса, провести там пару часов, а потом ответить на вопросы о приветливости и профессиональности персонала. Деньги за входной билет вернут согласно квитанции, ну и заплатят долларов 20-25 за труды. Немного, конечно, но и фитнес не работа. Занимаются mystery shopping как правило домохозяйки, у которых много свободного времени. И скорее для развлечения, чем для денег.
Валера занимался секретными покупками, чтобы экономить на еде. С утра выхватывал хорошие заявки на рестораны и, таким образом, бесплатно обедал или ужинал. Первое время он пытался брать и другие поручения, но после посещения парикмахерской в Гринич Виллидж зарекся. Тем не менее как выражаются американцы, никогда не говори никогда. В последний месяц Валере на глаза все время лезла заявка на автосалон Порше. По непонятной причине ее никто не брал, несмотря на внушительное вознаграждение в 200 долларов. Валера вчитался в требования, и ему стало понятно почему. Вроде бы все просто: явиться в автосалон, сказать, что хочешь купить базовую модель Порше Бокстер и сделать пробную поездку. Загвоздка была в требованиях к исполнителю. Заявка прямо указывала, что он должен соответствовать: жить в престижном районе, быть одетым в брендовую одежду, иметь на руке дорогие часы и вообще производить впечатление богатого человека. С наиболее трудной позицией (место проживания) у Валеры все было хорошо. После развода он задешево снимал у знакомого супера* крохотную студию в Верхнем Ист-Сайде, в двух шагах от Центрального парка. «Будь что будет» - решил наш герой и подписался на Порше.
Перейдя таким образом Рубикон, Валера осмотрел свежим взглядом свой гардероб и, не найдя ничего подходящего, решил купить все новое на кредитную карту, а потом сдать обратно. Ну и проделать тот же трюк с часами. Оставалось разобраться где именно одевается богатый и солидный народ. Покопался в интернете и выяснил, что президент Буш делает это у Брукс Бразерс. Туда и пошел. У входа его мгновенно подхватили два консультанта и промурыжили почти полдня. Из магазина Валера вышел с большим пакетом и чеком почти на две с половиной тысячи долларов. После этого идти в магазин Ролекса ему расхотелось, и он ограничился качественной подделкой всего за 120 долларов. Дома побрился, причесался, надел обновки, посмотрел в зеркало, полюбовался часами и... впервые с тех пор, как потерял работу, почувствовал уважение к себе.
Итак, стильный и даже где-то шикарный Валера сидел в глубоком кожаном кресле приемной автосалона Порше и наслаждался кофе. Немного поодаль в таком же кресле сидел безукоризненно элегантный пожилой японец и ковырялся в айфоне. Свой старенький телефон Валера достать не решился, а потому смотрел на левую из двух картин на противоположной стене и думал о том, что копировать современное искусство проще, нежели классическое. Разумеется, если имеешь дело с профанами. Тем временем айфон японцу, видимо, надоел. Он перевел взгляд на нашего героя, получил ответную формальную улыбку, и извинившись, заговорил: - Принято считать, что на абстрактных картинах каждый видит свое. Вы все время смотрите на эту картину. Что вы на ней видите? - А что здесь видеть? – удивился Валера, - Это паршивая копия картины Пауля Клее. Колорит искажен до неузнаваемости. Оригинал висит в цюрихском Кунстхаусе, называется «Uberschach». Значит, шахматы и изображены. И вообще это не абстракция, а экспрессионизм. Несколько ошарашенный японец показал на вторую картину: - А на этой? - Это тоже Клее, «Пожар при полной луне». И тоже плохая копия. А подлинник, если я не ошибаюсь, - в эссенском музее Фолкванг. - Господи, откуда вы это знаете? - Интересуюсь искусством, - коротко ответил Валера.
Это была правда, но не вся правда. Вообще-то в прошлой жизни Валера был искусствоведом. Родился в Харькове. Там же до армии учился в художественном училище. После армии поступил в Ленинградский институт культуры, окончил его и по распределению уехал в Нижний Новгород, который тогда был Горьким. Работал в музее, учился в заочной аспирантуре. Все вроде было хорошо, но наступили 90-е. Волна эмиграции подхватила Валеру и выбросила на берег в Нью-Йорке. Первое время он не мог даже представить, что расстанется с искусством, но скоро понял, что без имени и связей ему не пробиться даже в смотрители музея. Тогда ему стало все равно, и он, как большинство знакомых, пошел на курсы программистов. Спросил у двоюродного брата, какой язык самый легкий. Брат сказал, что COBOL. Валера выучил COBOL и к большому собственному удивлению получил работу на третьем интервью. Появились деньги, но за них приходилось платить изнуряющей работой. Еще несколько лет он тешил себя иллюзией, что произойдет чудо, и он снова будет заниматься русским авангардом. Но чуда не произошло. Поэтому он безжалостно затолкал живопись куда-то в глубину сознания, чтобы не беспокоила. Даже перестал ходить на выставки...
Итак, Валера почти допил кофе, а в это время в проеме появился консультант и позвал японца. Японец жестом попросил его обождать, подошел к Валере, протянул руку, представился Джимом Накамура и пригласил нашего героя на ланч в «Бекко», итальянский ресторан неподалеку. Валера тоже представился и принял приглашение. Договорились на час дня, обменялись бизнес карточками. У мистера Накамуры на карточке было написано «Инвестор», у Валеры – «Эксперт в живописи». Эта карточка завалялась у него с той поры, когда он еще не потерял надежду работать по специальности.
Еще через пять минут появился другой консультант и пригласил Валеру. Он говорил с немецким акцентом и был по-немецки четок и деловит. Снял копию с водительских прав, сделал экскурсию по выставочному залу, принес ключи и дал Валере погонять на новеньком Бокстере по 11-й Авеню и боковым улицам. За полтора часа, которые пролетели как одна минута наш герой впервые в жизни понял, что машина – это не только от точки А к точке Б, а еще много чего. В результате, когда, согласно сценарию, сказал консультанту, что не может принять решение прямо сейчас, неизвестно кто был разочарован больше. К «Бекко» он шагал, как влюбленный после первого свидания: счастливо улыбался и разве что не пел.
В ресторане Валеру неприятно удивил сильный шум, но на втором этаже было гораздо тише. Японец уже ждал его за угловым столиком. После нескольких слов о погоде и прочих незначительных вещах мистер Накамура предельно вежливо перешел к делу: - Я хотел бы поинтересоваться, если вы не возражаете, какого рода экспертизу вы предлагаете Вашим клиентам. «Блин, - подумал про себя Валера, - ну не могу же я ему сказать, что пишу коды на COBOLе. Точно же подумает, что я над ним издеваюсь.» После этого рот нашего героя открылся и как бы сам собой уверенно произнес: - Знаете ли, в Нью-Йорке и вокруг около миллиона русских. Среди них есть довольно состоятельные люди, которые интересуются русской живописью XX-го века. Я стараюсь помочь им сделать правильный выбор. Разумеется, с учетом соотношения цена – качество. - Судя по всему, ваши русские неплохо вам платят. - Не жалуюсь, - почти не соврал Валера, потому что жаловаться ему действительно было не на что. - Знаете ли, - заговорил мистер Накамура после короткой паузы, - мы совершенно незнакомы, и все-таки я хочу рискнуть и попросить вас помочь мне в довольно щепетильном деле. Вы знаете, что такое mystery shopping? Валера чуть не подавился своим карпаччо, но кое-как справился и киванием головой подтвердил, что, да, знает. А японец продолжал: - Я тоже некоторым образом вкладываю деньги в искусство и недавно заинтересовался русским авангардом. Как мне подсказали компетентные друзья, цены на него в Нью-Йорке все еще сравнительно низкие. Другие знакомые подсказали мне русскую галерею в СоХо, где, по их словам, можно приобретать интересные картины по разумной цене. Я там был, но окончательного мнения так и не составил. Поэтому я прошу вас сегодня же посетить эту галерею и поделиться со мной вашими наблюдениями. Почему именно вас? Потому что я никогда не видел вас на аукционах и могу предположить, что вы – лицо незаинтересованное. Конечно, я гарантирую справедливую оплату вашего труда, но ее размер я сейчас сообщить не могу. Она зависит от ряда обстоятельств. Рискнете? - Рискну! Новоиспеченные партнеры скрепили договор рукопожатием. Валера получил адрес галереи и приглашение на ужин в «Сасабунэ»** для подведения итогов.
Найти галерею оказалось легко. В ее витрине был установлен здоровенный экран, на котором сменялись самые известные картины, фотографии и плакаты художников русского авангарда. На двери висела табличка: «Только по предварительной записи». Рядом с табличкой наш герой заметил кнопку звонка и позвонил. Через минуту занавеска на двери сдвинулась, и Валера увидел постаревшее лицо своего сокурсника Игоря Хребтова.
На курсе, наверное, не было ни одного человека, который бы любил Игоря. Во-первых, он был заносчив, во-вторых, никогда не отдавал долги, в том числе карточные, а в-третьих, у него водились деньги и, по общему мнению, деньги нечистые. Источник денег был ясен: Игорь продавал иностранцам старые иконы. А вот происхождение икон было темным. Некоторые говорили, что он грабит деревенские церкви, другие – что на него работают несколько художников-иконописцев, специалистов по фальшаку. Никто, однако, не исключал, что он занимается и тем и другим. После выпуска Игорь получил распределение в Москву, и с тех пор Валера ничего о нем не слышал и никогда не вспоминал. Вспомнил, правда, один раз уже в Нью-Йорке, когда увидел магазин с русскими иконами недалеко от 5-й Авеню. А вспомнив, немедленно понял, что торговать Игорь мог только в плотной спайке с КГБ. И сразу стали понятны и терпимость деканата к его бесконечным прогулам, и хорошие оценки при нулевых знаниях, и распределение в Москву...
Постаревшее лицо Игоря Хребтова скрылось за занавеской, зато открылось дверь. - Заходи! - пригласил Игорь, - Какими судьбами? И снова, во второй раз за день, рот Валеры открылся и сам собой заговорил: - Я тут у дантиста на Грин Стрит был. Заодно решил по СоХо пройтись. Увидел в витрине знакомые картинки, захотелось посмотреть на оригиналы. Игорь улыбнулся ровно настолько, чтобы показать, что шутку он понял и что шутка ему не очень понравилась. А потом повел гостя через большое, похожее на склад помещение. Картины там присутствовали, но большинство из них были прислонены к темной стене и только некоторые стояли на подставках. Валера попытался их рассмотреть, переходя от одной к другой, но уже через несколько минут его попытка была пресечена: - Ничего ты здесь не увидишь. Здесь у меня копии и недорогие полотна. А топовые вещи хранятся в специальном сейфе. Я их выставляю только во время аукционов. Пошли ко мне в офис.
В офисе стали вспоминать однокурсников, но разговор получился безрадостный: кто-то спился, кто-то умер, в олигархи тоже не выскочил никто. Перешли на актуальные темы. - Ты каждый день в таком прикиде ходишь? – спросил Игорь. - Конечно, нет! – засмеялся Валера, - Я работу ищу. Завтра у меня интервью в Чейзе***. Поэтому вчера я купил новый костюм. Сегодня в нем хожу, чтобы выглядел хоть немного ношенным. А послезавтра сдам, пока не стал слишком старым. - А чем ты конкретно занимаешься? - Программирую на COBOLе. А ты как сюда попал? - От скуки. Работал в Министерстве культуры. В один прекрасный день стало обидно, что пять лет учился на искусствоведа, а занимаюсь перекладыванием бумажек. А тут такой тренд сверху пошел: продвигать русскую культуру за рубежом. Ну я через знакомых ребят нашел спонсора и открыл галерею. Уже пятый год в бизнесе. - Нравится? - Еще бы! Живу в центре мировой культуры, знакомлюсь с интересными людьми со всего света, путешествую и, что очень важно для меня, делаю полезную для России работу. Между прочим, если хочешь, у меня и для тебя есть работа. С ксивой ЮНЕСКО будешь ездить по небольшим городам на постсоветском пространстве, заходить в местные музеи, смотреть запасники. Если найдешь что-то интересное, дашь знать нам. Выкуп, вывоз – это уже наша работа, а тебе – 10% от финальной продажи. Подходит? «Ах ты, гнида, – подумал про себя Валера, - в наводчики меня сватает патриот сраный. Залупу тебе на воротник!» А вслух сказал: - Спасибо! Подумаю после интервью. Как тебя найти я теперь знаю. Распрощались. Уже на улице наш герой вспомнил, что Игорь не предложил даже воду, но не почувствовал ни удивления, ни огорчения. Впереди был ужин в «Сасабунэ», и нужно было успеть принять душ и переодеться.
В ресторан Валера приехал первым, получил от метрдотеля меню и привыкал к ценам пока не приехал мистер Накамура и не сказал волшебное слово «омакасе»****. Сразу принесли графинчик с холодным саке и крохотные стопочки. Мистер Накамура налил своему гостю, гость налил хозяину, сказали «кампай»*****, пригубили. В ожидании еды обсудили Валерины успехи. - Вас туда пустили? – поинтересовался мистер Накамура. - Конечно. - Почему конечно? - Потому что мистер Хребтов мой однокурсник, мы вместе учились в течение 5 лет. - Вы не шутите? Вместо ответа Валера достал предусмотрительно захваченную дома фотографию и протянул мистеру Накамура. На снимке, сделанном скорее всего во время летней практики, группа студентов стояла на парадной лестнице «Эрмитажа». Мистер Накамура внимательно посмотрел на Валеру, нашел его на фотографии, затем показал на Игоря и продолжил: - И что же вы можете сказать о мистере Хребтове? - Все, что вы купите у него, будет или подделкой или краденым. - Предположим. А картины он вам показывал? - Скорее старался, чтобы я их не видел. Все что я успел заметить – два отличных полотна туркестанского авангарда: Подковыров и Карахан. Скорее всего подлинники и очень может быть, что из какого-то провинциального музея в Узбекистане. А Филонов почти наверняка подделка. Похоже, что сфотографировали его картину из тех, что в запасниках больших музеев, и по фотографии сделали неплохую в общем-то копию. - А цены вы с ним обсуждали? - Нет, не обсуждали. Не станет он со мной обсуждать цены. Он же прекрасно понимает, что меня ему не облапошить... А тем временем принесли такие суши, что продолжать деловую беседу было бы просто кощунством и она сама собой прекратилась.
По пути домой Валера вновь и вновь перебирал детали прошедшего дня. Он никак не мог поверить, что все эти чудеса произошли с ним; и страстно желал, чтобы они продолжились, и смертельно боялся, что завтра вновь наступят серые будни. Дома вспомнил, что сегодня же нужно отослать отчет по автоцентру Порше, но так и не смог заставить себя работать. Плюнул на отчет и лег спать, но заснул только к двум.
Разбудил его зуммер домофона. Звонил швейцар, сказал, что к нему нарочный. Валера спустился вниз. Нарочный, молодой парень в велосипедном шлеме, вручил ему пакет и уехал. Валера поднялся к себе, посмотрел на часы - было уже около десяти. Открыл пакет. Там оказалась довольно толстая пачка 100-долларовых купюр. Начал считать и бросил после трех тысяч, а в пачке еще оставалось по крайней мере вдвое больше. «Вот так номер шоб я помер» - подумал Валера и одной рукой включил чайник, а другой телевизор. В телевизоре канал ЭйБиСи показывал выпуск последнх нью-йоркских новостей. Вдруг на экране появилось лицо Игоря, вслед заговорила симпатичная диктор: - Сегодня утром известный русский арт-дилер Игорь Хребтов найден мертвым в своей квартире на Парк-Авеню. Следов насильственной смерти не обнаружено, однако на голове арт-дилера был полиэтиленовый мешок, туго обвязанный галстуком вокруг шеи. Полиция выясняет обстоятельства смерти. Основная версия - самоубийство.
Еврейская мудрость гласит: «В первую очередь человек думает о себе, затем – о своих близких, а после этого – обо всех остальных.» Валера не был исключением. Он заварил кофе, отхлебнул и предался печальным размышлениям на тему зацепят ли при расследовании его и даже есть ли у него алиби. Ясности в этих вопросах не было, что не радовало. Размышления прервал телефон. Звонила рекрутер. Спросила нашел ли он работу и сообщила, что есть контракт в Сити****** на 42 доллара в час. Продолжительность – полгода с перспективой продления, сверхурочные – 50% сверху. Одним словом, все как в прошлый раз. Выходить на работу завтра, интервью сегодня в час дня. Не встретив бурного энтузиазма на другом конце провода, стала извиняться, что не могла позвонить раньше, и добавила: «Да не волнуйтесь, они вас помнят. Интервью будет чисто формальным.» Дождавшись короткого «Спасибо, понял», пожелала удачи и положила трубку.
Уже не зная, радоваться ему или печалиться, наш герой включил компьютер, чтобы распечатать свежую копию резюме, и тут же зацепился взглядом за пакет с деньгами, о котором совершенно забыл. Хотел его спрятать в ящик стола, как вдруг заметил маленькую записку. Развернул. Прочитал короткий текст: - Спасибо! Жду вас в час дня у «Бекко».
Будь у Валеры больше времени, он бы наверняка уподобился буриданову ослу, который умер от голода, выбирая между двумя одинаково зелеными лужайками. Но у нашего героя не было времени даже на то, чтобы бросить монетку, Он уже закрыл дверь квартиры, но, куда поедет, все еще не знал. И только в тесном лифте, пока тот скользил вниз, вдруг вспомнил обитый серой тканью кубикл 2 на 2 метра, вечно недовольного менеджера, бесконечные унылые совещания и его чуть не стошнило. Вышел из подъезда, остановил такси, плюхнулся на заднее сидение и сказал одно слово: «Бекко».
... Все места в Нью-Йорке, которые упомянуты в этой истории, являются совершенно реальными, как, впрочем, и сама история. Фотографии этих мест можно посмотеть на http://abrp722.livejournal.com в моем Живом Журнале.
... *Домоуправ, также выполняет мелкие ремонты **Один из лучших японских ресторанов Манхэттена ***Чейз Манхэттен Банк - крупный нью-йоркский банк ****Заказ на усмотрение повара *****Универсальный японский тост. Означает «пьем до дна». ******Ситибанк - крупный нью-йоркский банк
Над похождениями "петрова и боширова" и такси от ГРУ до Шереметьево не посмеялся еще только ленивый. Да, про русских шпионов в Европе уже не клип, а комедийный сериал снимать надо. Хотя некоторые френды утверждают, что все это - плод деградации советских спецслужб в постсоветскую эпоху. На самом деле, они всегда были такими. Просто в советском кино существовал расхожий образ разведчика-интеллектуала ("Семнадцать мгновений весны", "Мертвый сезон" и т.д.) Но к реальности он имел такое же отношение, как и "передовики производства" из пропаганды... Вспоминается один момент из студенческой молодости. Шел 1988 год, уже началась Перестройка, и к нам на журфак МГУ приехала делегация коллег из американских университетов. Они привезли кучу изданий, и КГБ-шники в Шереметьево их дотошно изучали. Кое-что не пропустили и изъяли, и среди прочего - мировой атлас расположения советских ракетных баз, где они были сняты со спутников. В ответ на удивление американских студентов гебешный "эксперт" им заявил: - Это секретная информация, и издание мы задерживаем. - Sorry, какая же это секретная информация, если книга открыто вышла в США? - У вас, может быть, она открыто вышла, а у нас в СССР это секретная информация!
Шатл Челенджер взорвался 28 января 1986 г. Во всех советских газетах были соболезнования американским астронавтам, а во многих - фотографии. Одна, достаточно качественная, была опубликована в советском журнале "Огонек". Ее можно увидеть в Википедии: https://ru.wikipedia.org/wiki/Челленджер_(шаттл) Я вырезал ее и положил на кафедре под стекло на своем рабочем столе. Подошел кафедральный "партайгеноссе" и сказал: - Как это так, на столе у педагога советского вуза лежит фотография с американским флагом! Убрать! Когда я попытался объяснить, что фото из журнала "Огонек", что астронавты положили жизни за развитие нашей цивилизации, что это потеря для всего человечества, лицо партайгеноссе скривилось и он повторил - Убрать! Не тронь дерьма, вонять не будет. Я отнес фото домой и оно долго, пока не выцвело висело в книжном шкафу. История нашего партайгеноссе типична. Он был посредственным малозаметным студентом, но после того, как отслужил двухгодичником - партизаном в армии, вдруг на удивление быстро защитил диссертацию. Да и в армии он ухитрился служить не в строевой части, а то ли в клубе, то ли на стадионе. Его быстрая защита диссертации вызвала удивление у многих. Но не у меня. Меня однажды пригласили в "первый"* отдел и товарищ в штатском открытым текстом мне объяснил, что если я буду сотрудничать с органами, то они помогут мне с защитой диссертации. Я сильно перепугался, кивал головой и телефон, что мне дали, записал. Но не позвонил по нему ни разу и доцентом стал только в 1994. Но вернемся в год 1986. На институт пришла разнарядка на стажировку в одну из западных капстран. Конкурсов тогда не было, все решал партком и наш партайгеноссе поехал развивать дружеские отношения между СССР и Западом. После его возвращения через год мы его еще долго не видели. Почти 3 месяца он писал отчет, сидя в "первом" отделе, в спецкомнате. А потом появился на людях, хвастаясь "Волгой", полученной на чеки**. А потом наступила независимость. И вдруг оказалось, что в нашей независимой республике практически нет обученных кадров для вновь образованного МИД. Ведь все сотрудники, имевшие опыт, оказались в Москве. А тут человек, который целый год прожил в капстране! И нашего "партайгеноссе" отправляют служить то ли вторым, то ли третьим секретарем посольства нашей вновь образованной республики в эту капстрану. Сейчас он - заслуженный работник МИД нашей республики. Вас все еще удивляет размах коррупции на постсоветском пространстве? Меня нет.
Для молодежи * Первый отдел - представительство КГБ. Существовал на всех предприятиях. ** Чеки - заменители валюты. Их выдавали вместо долларов вернувшимся из загранкомандировок. На них можно было приобрести дефицитные товары в сети спецмагазинов "Березка".
В 90-х он был замом руководителя совета Ветеранов по микрорайону. Кроме самих ветеранов, у них были различные волонтеры- от старшеклассников и студентов, помогавших старикам по бытовым вопросам ( с соцработниками в те годы было туго), до просто сочувствующих из поколения постарше, включая "детей войны". Среди этих волонтеров был один мужичок - ветеран труда, с большим усердием помогавший чем мог лежачим и доходящим инвалидам войны. Однажды они с дедом остались одни в здании совета Ветеранов. Пили чай, вспоминали жизнь. Дед рассказал про свою боевую карьеру в ВОВ. А мужичок, много лет работавший волонтером, улыбнулся и сказал: а я ведь тоже воевал... - Как же? Тебе же 12 лет было! И в списках тебя нигде нет! - Ну я потому то и перед школьниками это рассказываю, как наши, глядя на стену с "героями" сказал волонтер. Только тебе и то по секрету. - И где же ты воевал? - Под Сталинградом. Нас не успели эвакуировать. Когда бежали с мамой и сестрой, начался обстрел, я спрятался за машиной, а их осколками намертво... Рыдал, ясное дело, над ними, вокруг все в дыму, куда бежать непонятно. Услышал гул самолетов, понял что бомбить будут, побежал к ближайшему дому. Там - наши солдаты. Укрылся. А к вечеру немцы наступать стали, нас отрезало - бежать некуда. Медсестру убило, я как мог раненых перевязывать помогал. Хреново конечно получалось, руки тряслись, ведь только что голову матери на руках держал... Ночью тоже бой был, командира убило, осталось всего несколько бойцов. Бежать некуда - вокруг немцы. Старшина раненый меня спросил- стрелять умеешь? Нет, говорю. Ну, учись. Я из винтовки пару раз выстрелил, вроде получилось. И как немцы снова на приступ пошли - лег вместе с оставшимися солдатами. Стрелял. Попал - не попал- не знаю, страшно было, дым, гарево везде. Днем несколько солдат до нас добралось с сержантом. Сказали что вокруг немцы, не прорвемся. Да снайпер ещё - у них полвзвода положил. Зато хоть пожрать принесли - одна радость. Я снова с ранеными - как мог конечно, больше поговорить. Самого трясет, рыдать хочется, понимаю что один остался, но что то держит. Об отце вспомнил - вдруг он тут, где то здесь воюет, рядом? Кто его знает.... Артобстрел начался, мы все затаились, потом немцы ещё из минометов стреляли, одна мина к нам залетела... сержанта того нового убило, троих ранило, я перевязывать не успеваю, бойцы мне помогали. Связи все это время нет, где свои - не понятно, вокруг горит все, кажется что земля плавится. Старшина раненый совсем уже плох но говорит что сдаваться нельзя, подбадривает как может. Как следующая атака была - я снова за винтовку. В одного попал, помню - высунулся посмотреть, удар дикий в плечо, боль и темнота. Только на третий день к нам наши пробились. Старшина тот умер ещё до их прихода. Ни одного командира- одни солдаты. Меня вынесли, в госпиталь попал. Спросили кто- говорю местный, то да се. Ну и эвакуировали, в Новосибирск аж попал. А там военный завод, женился, дети, внуки - да и забываться начало, не хотелось прошлое теребить - сам знаешь, не легкое это бремя. Так что я теперь, как видишь - ветеран труда, заслуженный человек:))) Только ты своим то не рассказывай про меня - ещё подумают наврал старый пень, для форсу, стыдно, что оружия в руках не держал....
P.S. Один из корпусов нашего дома был полностью передан КГБ для расселения заслуженных работников НКВД и СМЕРШ. Люди там были разные - кто действительно диверсантов немецких ловил, кто партизанскими отрядами руководил- а кто- просто молчал в тряпочку, поглядывая на деда глазами, полными черных тайн далекого прошлого. Один из таких "молчунов" НИ РАЗУ не надевал мундира, будучи по документам в солидном офицерском звании и имея множество наград. На Парады не ходил, перед школьниками не выступал. Какие чувства испытывал этот человек - известно одному лишь Всевышнему.
Недавно потянул спину и выскочил позвонок. Сходил к мануальщику, поправили - но пришлось покупать специальный корсет и ходить в нем пару недель пока не срастется. При примерке корсета с кучей застежек на липучках нахлынула волна каких то странных воспоминаний - некой эйфории, что ли, но отдаленной во времени. Корсетов мерил 3 разных вида, и каждый раз при примерке вспыхивало то самое непонятное чувство откуда то из далекого прошлого. Но я же твердо помню что никогда не носил корсет! Набрал маме- она подтвердила, ни разу не было. Но откуда тогда это ощущение - и почему оно такое жгуче приятное? Пока ехал в такси на встречу- начал копаться в сознании - и тут - эврика! Леха! Первый курс универа! Леха был скромным студентом, но из общей массы его выделял вездесущий охранник и мерседес который подгоняли прямо ко входу. Леха не ходил с нами гулять и не участвовал в студенческих вечеринках. Но мы с ним как то сошлись - было много общих тем для разговора между парами. Как то я попал к Лехе домой - что то нужно было готовить по учебе. Бывший ведомственный дом КГБ, большая объединенная из 2 соседних квартира без особых понтов. Леха снял свитер, под которым был идеально прилегающий к телу бронежилет. И я попросил его померить - мы были одного роста и комплекции. Именно это ощущение я почему то запомнил - как я надеваю броник и превращаюсь в Леху- с его охранником и бронированным мерседесом. Тогда это казалось дико крутым и важным. А сейчас...
Сейчас я ехал в такси и понимал, что папа Лехи занимался по настоящему опасным бизнесом и находился в состоянии открытой войны с конкурентами, которые в те годы могли устроить акцию устрашения с участием сына. Причем легко и без каких либо внутренних сомнений. Понимал что Леха вел себя тихо не потому что он был такой скромный- а потому, что он понимал опасность, в отличие от меня в те годы, и ему было сложно жить во всем этом.
Нашел его номер в телефоне, набрал. Поболтали. Живет в центре, семья, дети, все тихо и мирно. Папа правда умер, но это возраст и совсем другая история.
Дело было в 1989 году во время последней переписи населения, в которой мы, студенты третьего курса, принимали участие в качестве счетчиков. Опытные руководители переписного участка, сотрудники Госкомстата и всевидящего КГБ, нас предупреждали, что об участии в переписи у нас останутся незабываемые воспоминания. И уже тогда мы убедились в этом в полной мере. Примерно к середине переписи мы набили руку настолько, что могли наполовину заполнять опросные анкеты только по одному внешнему виду человека. И вот вхожу я в одну квартиру. Хозяин, лет двадцать назад закончивший ПТУ, проводит меня в комнату, где старенькая бабушка и некоторое количество детей смотрят телевизор. Начинаем опрос. Первое серьезное затруднение возникло при ответе на вопрос о количестве людей, фактически проживающих в данной квартире. При этом я объясняю, что к прописке данный вопрос не имеет никакого отношения, а записывать ответ я должен только со слов хозяина. Немного помявшись, хозяин утверждает, что пять. Я считаю присутствующих по головам - получается шесть. Интересуюсь: - А что, кто-то сейчас приехал в гости? Старушка недовольно заерзала: - Все живут здесь. И я тоже. - Тогда почему Вас тут так много? Хозяин делает сыну знак головой. Тот выбегает из комнаты. Хозяин спрашивает: - Ну чего, так нормально? Разговор становился все более интересен. - А кто тогда моет посуду? Вон, вода шумит. Хозяин вышел из комнаты и шум воды на кухне стих. Но хозяина подвело женское любопытство. Через несколько секунд его жена с полотенцем появилась в комнате и с интересом уставилась на меня. - Не, так дело не пойдет - заявил я строго - Государство обманывать не положено. Какие пять, когда вас тут как минимум семеро. Немного поторговавшись, сошлись на том, что их все-таки живет в квартире шестеро. О чем я, превозмогая муки совести за нарушение репрезентативности статистической выборки, и сделал запись в анкете. К следующему большому затруднению я начал готовиться заранее, обдумывая как бы попроще задать интервьюируемому вопрос о его национальности. На него он долго отвечать не хотел, смущенно хихикая куда-то в сторону. В конце концов после моих долгих мучений он выдал: - Ну не еврей же. Такой ответ меня, естественно, не устраивал, поскольку в анкету такую национальность вписать было нельзя. Поблагодарив хозяина за откровенность, я попытался открыть ему глаза на то, что кроме евреев и русских бывают еще украинцы, белорусы, казахи и всякие прочие немцы и шведы. В результате этого этнологического экскурса мы установили, что хозяин и его семья безусловно русские, как и все их родственники. После этого вопрос я уже старательно обходил все возможные острые углы, содержавшиеся в анкете. Благодаря чему, еще сильнее мучимый сознанием ответственности за нарушение репрезентативности статистической выборки, в конце концов все-таки смог покинуть квартиру гостеприимного хозяина.
Эту историю мне расказала моя подруга. Все происходило с ней. Так что далее от первого лица:
Сегодня день рождения у мамы и я заезжала на почту дать телеграммы. И от меня и от отчима и от. …. нашей СОБАКИ. Девушка приемщица весьма выразительно на меня посмотрела, после того, как изучила текст третьей телеграммы …….... не, ну я ее в принципе понимаю. Не думаю что каждый день люди отправляют послания с таким текстом:" ГАВ зпт ГАВ зпт ГАВ воскл зн С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ воскл зн ГАЙДА тчк" Я девушке-то говорю: вы не переживайте. Это не Алекс Юстасу. Я даже никакой не шпион ни сколечки! Она мне: "Это очень странный текст!" Тут уж я поняла, что надо как-то объясняться... А как я вас спрашиваю? Да очень просто! Я говорю: "мне, барышня, ваше удивление непонятно. Вы что никогда не встречали говорящих собак??? Собака, между прочим, ваааще хотела сама телеграфировать, но я ее не пустила по причине того, что дома у меня еще рыбки живут, а они так скандалят между собой когда одни, без собаки, остаются, что соседи на шум жалуются!!!"... За мной какая-то пара (парень-девушка) стояли... в общем у девушки этой истерика от смеха. Да и у парня тоже... а вот приемщица вымученно так на меня глянула и тихо-тихо, проникновенно так говорит: "я сейчас администрацию позову" Я говорю “ага. давай. зови”. Но тут, та самая пара, начали ей объяснять, дескать, что ж вы девушка чувства юмора лишенные, и чего это человеку нельзя от собаки телеграмму отправить??? А я говорю: будете меня обижать, барышня, так я ща еще от рыбок телеграммку накатаю. Короче повеселились мы!